Не меркнут в памяти те дни
Время неумолимо быстротечно. Оно проходит, и с ним уходят люди. Кажется, события были не так уж и давно, но когда оглянешься, вспомнишь детали событий, людей, становится понятно, как на земле быстротечны события, а с ними и сама жизнь.
Я — 10-летний мальчик, пошел в школу в 1-й класс 1 сентября 1944 года, а должен был пойти 1 сентября 1941 года. О какой учебе можно было мечтать в то жестокое, тяжкое время? Смерть гуляла по земле, не разбирая ни малых, ни молодых, ни старых. Сейчас все это кажется далеким страшным сном. А ведь это все было не во сне, а в жизни.
Мы, дети, легче переносили все удары войны. Просыпаясь, мы радовались восходящему солнцу и теплым солнечным дням, и вообще, что прошла еще одна ночь и мы проснулись живые, а рядом мама, бабушка или дедушка. И можно было бежать на зеленый луг, на речку, вдохнуть свежий воздух, поесть кислого лугового щавеля и закусить сладкой земляникой, знать, что еще один день наступил и ты живой, и тебе не оторвало ногу или руку. И можно смотреть на голубое небо и белые облака, плывущие по нему, пока там не появились самолеты с крестами и не забахали пушки, не завыли бомбы.
Тишина имела вкус, запах, особенно после ночной бомбежки. Даже листья на березках и липах имели сладковатый запах и особый аромат. Да… Это может понять человек, переживший все ужасы, смотревший смерти в глаза и уже готовившийся умереть, да еще и не один раз. А сколько было этих раз? И со мной, и с моими братьями, с матерью и бабушкой, с отцом и дедушкой, родственниками, которые остались там, в тех далеких годах на землях Белоруссии, Польши, Украины и Германии.
Детство наше проходило быстро, и мы взрослели быстро, а жизнь наша была смертельно опасна. Старшие братья и отцы были на фронте, в партизанах, а некоторые — и вообще неизвестно где. Таких родственников у меня было много. Только в 1943 году, когда Брянская (Орловская) область были освобождены от оккупантов, начали приходить письма, солдатские треугольнички и открытки-извещения о погибших и пропавших без вести. Горе и радость перемешались в людях. Кругом лежали сожженные села и поселки, хутора и заимки. Люди, спасаясь от холода, строили землянки разных размеров, учитывая численность семьи, приспосабливали под жилье окопы и блиндажи, наши и построенные немецкими солдатами, а затем военнопленными немцами.
Мой дядя Семен Кусачев вернулся из действующей Красной Армии без обеих ног. Он воевал в дивизии генерала Доватора и потерял ноги под Москвой еще в декабре 1941 года. Ноги были ампутированы ниже колен, и он научился свободно владеть протезами так, что ему завидовали те, кто вернулся без руки, потому что он мог свободно ездить в лес за бревнами для строительства землянок. А мы, дети, ему помогали, как только могли, насколько хватало силенок у 8, 10, 12-летних голодных девочек и мальчиков. А еще было нашим занятием — месить глину босыми ногами для изготовления кирпича-сырца для печей, сушить его под солнышком, складывать друг на дружку и поворачивать, укрывать от дождя.
Сейчас, спустя годы, иногда снятся мне эти тяжкие времена. Многих мальчиков и девочек, наших одногодков, уже нет на земле.
Мне, прежде чем дожить до дня Победы, пришлось трижды встретиться со смертью. Даже четырежды. Два раза в 1942 году и два раза — в 1943 году. В 1942 году, в августе, при наступлении фашистских войск из Мглина на село Вормино и Мамаевку на партизанские отряды, немцы заняли село Осколково. Село было забито немецкими танками, конниками с немецкими пушками. Мы, 8-12-летние дети, лезли куда надо и куда не надо. Немцы нас терпеливо отгоняли, как назойливых мух. Но детское любопытство было выше страха. Ватагой человек в 7 -8 мы окружили тарахтящий во дворе моей тети двигатель, подающий электроэнергию на немецкую радиостанцию связи. Мы с любопытством смотрели на это диковинное устройство, как вдруг мой старший друг схватил у меня с головы кепчонку и бросил под шкив двигателя. Двигатель стал дергаться и задымил, дети бросились врассыпную, а я потянулся рукой к кепочке, чтобы выхватить ее и убежать. Но огромные рыжие руки немца схватили меня и начали бить. А дальше я почти ничего не помню. Потерявшего сознание меня бросили на кучу соломы, где меня и подобрала моя двоюродная тетя, в хате которой немцы разместили узел связи.
А еще я попал на Спасов день, 19 августа 1943 года, под минометный обстрел на нейтральную полосу в бою между партизанами и немцами, был контужен на много дней и оглох.
В августе-сентябре уже 1943 года при отступлении немецких войск я с матерью дважды попадал под бомбежку. Мы считали, что живыми уже не вылезем из погреба, так как рядом рвались бомбы. Но наступил рассвет, и мать, бабушка и мои двоюродные брат и сестра встретили рассвет живыми, только немного оглохли. На улице светило яркое солнышко, и по улице поселка Работка стелился то ли туман, то ли дым, и стоял отвратительный запах тротила. А птицы на березе чирикали, и небо было голубое-голубое…
А.Н.РЕВОНЕНКО.
