В ладони зачерпну из родника…

Надежда  Александровна Щипакина родилась в городе Брянске. В юности мечтала стать учителем русского языка и литературы.

Окончила педагогический институт, работала в гимназии в городе Новозыбкове, преподавала русский язык литературу. И сейчас живет в Новозыбкове.
Всю свою сознательную жизнь пишет очень чистые, обаятельные, трогательные стихи. Поэзией проникнута и ее проза малых форм. Миниатюры удивительно гениальны. А ее умение увидеть в ином необыкновенное говорит о настоящем даровании.
Предлагаем и вам, уважаемые читатели, прикоснуться к ее философии.

Деревья

Деревья похожи на людей: в городе равнодушные и подстриженные, но свободные и дикие, живущие по суровым законам толпы там, в лесу.
Они соприкасаются ветками-руками, обнимают друг друга или шумят, а в земле переплетаются корнями, подчиняясь мудрым правилам выживания. И лишь немногие из них соединяются стволами, поддерживая друг друга и спасая собственное существование.
Так и люди. Прижимаемся друг к другу, целуемся, держимся за руки, кладем голову на чье-то плечо, порываемся отшатнуться и вновь бросаемся в объятия. Но редко душа соприкоснется с другой и почувствует трепет ее и надеж-ду. Ничто не в силах тогда разорвать незримый союз: ведь и за гранью жизни это дарованное прикосновение не исчезает.

Следы

Следы стираются, уплывают с тающим снегом, зарастают травой и покрываются пы-лью. Приходим в этот мир и топчемся каждый по-своему. Чтобы оставить след, нужно иметь твердую и уверенную поступь, наследить и воробей сможет.
Сумбурные, мелкие следы ребенка на снегу слижет солнце; отпечатки грязных мужских сапог смоет дождь; вмятинка от дамского каблучка на асфальте затопчется; дым за хвостом самолета развеется; береза, по весне наполняющая слезами зарубку от топора, утешится с первыми листьями. Лишь в душе человека ничего не исчезает: оставили там след или наследили.

Дождь зимой

Дождь зимой похож на вдовьи слезы. Они льются холодно, обильно и тоскливо, в них нет тепла, наоборот, горько непривычное одиночество пропускает их через открытую ветрам и непогоде остылую душу и делает жгуче-ледяными и колючими.
Так и дождь, неожиданный, противоречивый всем разумным доводам, начинает падать прямыми струями с неба, смывая снег — естественную декорацию земли — и обнажая безнадежную картину оцепеневшей природы.

Снег

Снег — это шепот неба, спускающий людям дивные монологи о потаенной радости, которая всегда рядом, но так редко доступна. Он медленным речитативом поет тихие слова о душе, примиряя с мелкими неудачами и придуманными невзгодами, ласково принуждая вздохнуть чисто и свободно и почувствовать, и услышать себя.
Снег — это радостная молитва неба о человеке и напоминание о постоянном обновлении в мире, суровом и щедром одновременно, говом и покориться человеку, и мстить ему за горделивую мысль повелевать тем, чем повелевать не дано.

Месть вещей

Вещи мстят тонко, изощренно, как не всякий человек умеет: завораживая, маня и oбещая, уходят в самую неожиданную минуту и смеются беззвучно и оттого еще унизитетельнее и обиднее.
Вещь искушает красотой, ценой, обещанием комфорта, неповторимостью и крайней необходимостью — всем, чем прельщает человек в надежде изменить обыденную сторону своей жизни, пусть в мелочах, но все же. Вещь начинает мстить именно в тот непростительный драматичный момент, когда к ней привыкают. Тогда в ней медленно меняется и блекнет цвет, неповторимая красота оказывается замеченной в других предметах, обещание комфорта теряется, и радость обладания незаметно перерастет в постоянство раздражения: «Куда ее деть?»
И когда приходит выстраданное избавление и освобожденное пространство радует воссозданной чистотой, а душа — свободой, появляется новый объект пристального внимания. Кажется, вещи состоят в никогда не исчезающем заговоре против человека. Имя ему — потребление.

Разочарование

Разочарование похоже на китайский товар после недолгого употребления. То, что блистало яркостью и новизной, вызывало мурлыкающее чувство удовольствия от обладания, вдруг стало удивлять расползающейся блеклостью красок, несоединимостью деталей и ощущением зримого старения.
Разочарование поднимает наши брови, а детски открытые глаза поселяет недоумение и грусть. Не оправдать надежды может все: вещи, поездки, намеченные впечатления, мысли, пейзажи, книги, время, люди… Но сапе сильное и томительно больное чувство охватывает душу от несостоявшегося упования на исключительное. Поверить в то, что его не бывает, трудно, убедиться в том, что оно есть невозможно.
Вот и притихает душа, как нахохлившаяся птица после дождя, и не знает: лететь дальше или осушить перья сначала?